Акутагава прикрывает глаза и утыкается носом в подушку. Дадзай, наверное, не впервые видит как ему больно, но именно сейчас, здесь, в этот момент, он хочет впервые помочь Рюноскэ избавиться от внутренней боли, что сдавливает его словно удавка изнутри.
— Акутагава, — говорит Дадзай, но его слова пропускают мимо ушей, — Акутагава, — повторяет Дадзай, но его вновь игнорируют, — Акутагава, — тянет Дадзай. Он садится на край белоснежной кровати, облокачивается одной рукой возле головы Рюноскэ, другой стягивая с него одеяло. Его голос тягуч, как патока, и сладок, как мед, — Акутагава, посмотри на меня.
Но его игнорируют.
Рюноскэ в ответ лишь еще сильнее вжимается в кровать и отводит взгляд. Дадзай видит, что его губы мелко дрожат.
— Акутагава, — шепчет Дадзай. — Посмотри мне в глаза.
Когда одеяло откинуто в сторону, Осаму ставит вторую руку рядом с головой Рюноскэ перекрывая все пути к отступлению. Тот в ответ все же поднимает голову вверх, но смотрит не на Дадзая — куда-то сквозь него, на бело-серый потолок, покрытый трещинами.
— Акутагава, — на грани слышимости говорит Дадзай, нагибаясь ниже и почти что опаляя горячим дыханием ушную раковину, когда он вновь тянет, — Посмотри мне в глаза.
Осаму отстраняется в тот момент, когда Рюноскэ с шумом сглатывает и незаметно кивает. Играть со злым до чертиков Дадзаем никому не хочется, поэтому он ясно, четко и со страхом смотрит в черные глаза своего босса, понимая, что полностью тонет в них.
— Акутагава, — в который раз повторяет Дадзай. — Ты принадлежишь мне. — Осаму целует в лоб, точно чуть выше переносицы. — Ты только мой, никто не смеет трогать тебя, кроме меня.
Акутагава закрывает глаза, потому что ему кажется, что истерический ком, образовавшийся в горле, слишком давит на него, и он хочет, неожиданно и вполне логично, заплакать. Дадзай внимательно смотрит, потому что не хочет, чтобы хоть что-то ускользнуло от него.
— Ты принадлежишь только мне, — повторяет Дадзай. Его пальцы зарываются в мягкие волосы Акутагавы, сжимают их в кулак и оттягивают назад. Рюноскэ жмурится от неприятных ощущений, шипит и пытается ускользнуть из столь сильной хватки, но ничего не выходит. Дадзай лишь сильнее дергает его за волосы, нагибается ниже и целует податливые мягкие шершавые губы.
Акутагава не знает, что делать. Ему одновременно больно и чертовски приятно, потому что, черт, Дадзай Осаму заявил на него свои права, он имеет для него хоть какое-то значение в жизни и понимание этого греет душу в одночасье с теплыми губами, что целуют его. Акутагава понимает: Дадзай не может быть ласковым, ласка для Дадзая — это блядская грубость, потому что только так он может проявить свою любовь или симпатию.
Поэтому сейчас, когда Дадзай тянет его за волосы и целует, Акутагаве это безумно нравится.
— Дадзай, прекратите, — на выдохе просит Рюноскэ, но его не слышат, поэтому он сбивчиво просит, — Дадзай, прекратите, пожалуйста, прекратите.
Руки Акутагавы впиваются ногтями в руку, что держит его волосы. Дадзай не слышит его, не слушает, игнорирует, кусает шею Рюноскэ, оставляет красные следы. Акутагава прогибается под прикосновениями, прижимает колени к себе, пытается сбить того с себя, но все попытки выходят вялыми и неестественными, кроме как просьбы,— Дадзай, пожалуйста, прекратите, не нужно, Дадзай, Дадзай, Дадзай, прекратите, пожалуйста, Дадзай.
И когда только Акутагава чувствует, что по его щекам течет что-то горячее, Дадзай прекращает что-либо делать. Он отпускает волосы, проводит наигранно ласково по голове, останавливает ладонь на щеке, вытирая непрошеные слёзы.
Если бы не захотелось в этот раз помочь Акутагаве, думает Дадзай, все могло бы кончиться совсем иначе.
— Дадзай, прошу, прекратите, — повторяет Акутагава, но в раз замолкает, когда Осаму целует его.
Поцелуй выходит глубоким, Дадзай принимает роль ведущего, заставляет Рюноскэ ему подчиниться и полностью сдаться. Акутагава больше ничего не произносит. На его лице сияет кривая улыбка, он обнимает Дадзая за шею, притягивая к себе ближе и чувствует поцелуи-укусы на своей шее, плечах и ключицах.
Акутагаве больно, но он сдается.